Хишартская камарилья

— Итак, я в последний раз спрашиваю, в чем причина драки?

Сухой и холодный мэтр Арнери держал Леона за шкирку, как провинившегося котенка. Встрепанные волосы мальчишки стояли дыбом, запястья рук, высунувшиеся из ставшего не по возрасту тесным гимназического кителя, болтались как у марионетки, а мордочка изображала полнейшее недоумение пополам с ангельской невинностью. Дескать, причем тут я-то? Вон зачинщик, у него и спрашивайте.
Проследив направление взгляда Леона, мэтр Арнери в упор уставился на второго мальчишку, тщетно пытавшегося приладить на место выдранный из рукава клок ткани. Почувствовав взгляд учителя, мальчик поднял голову и метнул в учителя ответный взгляд, оставив на минуту свое занятие. Достойный педагог внутренне поежился под этим коротким ударом двух ослепительно-синих клинков и в итоге спросил даже более резко, чем намеревался:

— А вы что скажете?

— Что ему еще мало досталось, — сквозь зубы процедил мальчишка, отворачиваясь и продолжая безуспешно заниматься починкой кителя.

— Встаньте как полагается, — гневно завопил мэтр Арнери, выпуская Леона и хватая за плечи его противника. – Что это за разговор «Ему еще мало досталось?» Забыли, кто вы есть и почему вас здесь держат?

— Это подло! – четко выговаривая слова, парировал мальчишка. – Мой отец и его заслуги перед императором здесь не при чем. И за свои поступки я отвечаю сам.

— Сам! Великолепно! – срываясь на фальцет, завопил мэтр Арнери. – В таком случае чтобы духу вашего здесь не было сей же час! В нашей гимназии драчунам и хамам не место!

— Вы забываете, исключить меня можно только по решению педагогического совета, –вежливо и спокойно ответил мальчишка, — а до тех пор вы не имеете права выгнать меня на улицу.

Мэтр Арнери задохнулся, пытаясь найти слова, которые стали бы достойным ответом малолетнему выскочке и смутьяну, но только бесцельно пошарил рукой в воздухе и опрометью выскочил из класса.

— К директору побежал, — с тревогой констатировал Леон, с невольным уважением наблюдавший за разворачивавшейся у него на глазах сценой. – Будет нам педагогический совет…

— Ну и ладно, -буркнул его недавний неприятель, усаживаясь за парту и утыкаясь подбородком в крепко сжатые на столешнице кулаки.

— Только смотри у меня… Хоть слово про записку скажешь — убью, понял? – он метнул в одноклассника такой взгляд, что Леон испуганно вздрогнул и поклялся всеми святыми вместе взятыми, что даже испанская инквизиция не вырвет у него ни словечка об истинной причине происшествия.

Оставшиеся до конца дня уроки прошли заведенным порядком. Учителя неодобрительно поглядывали на черноволосого мальчишку в разодранной куртке, но, очевидно, предупрежденные мэтром Арнери или самим лано Директором, не произносили ни слова.

На последнем уроке – геограафии, когда толстый Дани потел и отдувался у доски в тщетных попытках найти Гибралтарский пролив где-то у побережий Индокитая, в дверь после робкого стука протиснулся гимназический сторож по кличке «Полторашка» (прозвище, собственно, было заработано тем, что в ответ на любые вопросы о том, сколько порций еды или питья ему предложить, конфузящийся сторож неизменно ответствовал «полтора») и положил на учительский стол четвертушку бумаги, прочерченную двумя строчками бисерного директорского почерка. Отпустив Дани не столько с миром, сколько с двойкой, учитель лано Кербеш пробежал записку и сухо сообщил, что прямо после урока бойцы приглашаются в учительскую на экстренный педсовет. Казалось, вокруг обоих дуэлянтов мигом возникли зияющие пустотой зоны отчуждения. Класс словно отхлынул в стороны, с ужасом, смешанным с восхищением, наблюдая за теми, кто удостоился столь редкой чести, грозящей весьма сомнительными последствиями.

Леон заметно вздрогнул и побледнел, тогда как по лицу его противника невозможно было прочитать ни малейшего чувства. И только когда раздался дребезжащий звонок колокольчика, и недавние противники вышли из класса, волоча за собой порядком потрепанные ранцы из телячьей кожи, черноволосый мальчишка едва слышно прошипел сквозь зубы: «Толькот попробуй проговориться…» и для пущей убедительности ткнул под ребро Леону перепачканный чернилами кулак.

Леон скривился не то от боли, не то от угрозы, и согласно закивал головой, дескать, нем буду как рыба…

Учительская встретила мальчиков сиянием пуговиц на учительских вицмундирах, блеском директорской лысины и отечески-строгим взглядом государя императора на парадном портрете в простенке между окнами. Увещевания и предложения покаяться и признаться, в чем причина безобразной драки, успеха не возымели. Леон, уставивашись в пол, уныло бубнил про то, что оно само так получилось, противник его и вовсе не удостаивал высокое собрание ответом, и тогда за дело взялся сам лано инспектор Церепеш. В кратких выразительных словах обрисовав, где именно место двум малолетним негодяям, позорящим честь гимназического пансиона имени Святого Инри, он поведал, что в случае упорного запирательства, принимая во внимание всю вопиющую безнравственность проступка, будет вынужден подвергнуть обоих нарушителей дисциплины наказанию публичному, дабы на веки вечные отвратить юношей от столь вульгарного и недопустимого в приличном обществе способа выяснения отношений.

На этих словах Леон прерывисто вздохнул и облизал языком внезапно пересохшие губы.

— Лано инспектор… не надо публично… я сейчас все… – начал он срывающимся голосом, но в эту минуту черноволосый мальчишка решительно шагнул к покрытому зеленым сукном столу, за которым заседал высокий суд.

— Драку затеял я, — голосом, в котором только самое чуткое ухо уловило бы тень тревоги, начал он. – Леон тут совершенно не при чем.

— Как это не при чем? – переспросил инспектор. – А кто вам разбил скулу и порвал китель?

— Не при чем. – упрямо повторил мальчишка. – Драку затеял я. А он просто защищался. Верно, Леон?

— Ве..верно, — запинающимся голосом подтвердил второй дуэлянт, отворачиваясь в сторону от требовательных ярко-сниих глаз, казалось, прожигавших его насквозь.

— Но из-за чего? За что вы на него так набросились? – не отставал инспектор, внимательно изучая разнообразной формы и цвета отметины на леоновой физиономии. – Соблаговолите вы наконец отвечать или нет?

— За то, что он отказался дать мне списать задание по истории, — поднимая голову и вызывающе глядя в глаза учителям, ответил зачинщик.

— Я не приготовил задание и хотел скрыть этот позорный факт от лано Кантейро, — мальчишка отвесил почтительный полупоклон в адрес притулившегося у края стала историка.

— Но почему вы так упорно отказывались признать этот… это прискорное обстоятельство? – продолжал допытываться окончательно сбитый с толку инспектор.

— Стыдно было! – весело и с некоторым задором сообщил мальчишка, — Не хотелось выглядеть совсем уж малолетним разгильдяем.

— Можно подумать, вы им сейчас не выглядите, — сквозь зубы прошипел инспектор, усаживаясь на место.

— Так оно и было, Леон? – сокрушенный кивок русых вихров подтвердил, что да, все верно, принципиальность пала жертвой разгильдяйства и драчливости.

— Ладно, можете идти… А вас, сударь, я попрошу задержаться на некоторое время… – инспектор переглянулся с директором и нервно забарабанил пальцами по столу.
Метнув на приятеля взгляд, в котором смешались недоверие, радость, сожаление и что-то вроде уважения, Леон выскользнул за дверь и разом очутился в лапах небольшой кучки одноклассников, делавших ви, что они просто так случайно прогуливались после уроков в холле напротив учительской.
«Ну что? Как на себя? А ты? Ну ты и тряпка!» вылетали из толпы отрывочные придушенные вопли, пока Леон шепотом пересказывал недавние события. Потом глухая дубовая дверь отворилась, оттуда долетели обрывки фраз, прокарканных резким инспекторским голосом. «Только из уважения к памяти вашего отца… Заслуги перед императором… Надлежащий урок…»
По коридору туда-сюда метнулся Полторашка, сбежал на первый этаж в привратницкую, и вскоре вернулся с увесистым пуком прутьев, при виде которго мальчишки уважительно присвистнули.

— И, по-твоему, он это заслужил? – презрительным тоном произнес самый высокий из них, которого остальные явно признавали за коновода. — Дерьмо ты, а не предводитель дворянства.

— При чем тут предводитель? – вскинулся Леон, не выносивший намеков на положение его отца, возглавлявшего цвет захудалой теханской провинции, но осекся и замолчал под презрительным взглядом, которым наградил его главарь мальчишечьей банды.

— Сейчас я им все… – начал было коновод, но осекся, услышав из-за двери до боли (вот уж неуместный каламбур) знакомый хлесткий звук.

— Поздно… – он в отчаянии сжал кулак и с силой садануд им по подоконниу.
Остальные мальчишки тоже сжались и оцепенели, невольно ведя про себя отсчет «… два… пять… десять…», внутренне готовые к тому, что из-за двери вот-вот раздастся резкий и протяжный крик. Однако счет перевалил уже за два десятка, потом за три… А из учительской не доносилось ни звука, если не считать гадкого шмякания впечатывающихся в тело прутьев.

— Пятьдесят! – с ужасом выдохнул самый маленький из мальчишек, когда отвратительные звуки наконец затихли.

— Наверх, быстро, — отрывисто скомандовал командир, и мальчишки россыпью бросились вверх по лестнице, стремясь исчезнуть до того, как снова откроется темная дубовая дверь.

…….

Дежурный воспитатель прошелся по коридору, поочередно заглядывая в окошечки в дверях, удостоверился, что все воспитанники благополучно почивают, и отправился в каморку к сторожу пропустить по чашечке кофе с грокой на сон грядущий. В неярком свете газового ночника чуть приоткрылась дверь и высокая худая мальчишеская фигурка в длинной до пят ночной рубахе, скользнув по коридору, замерла у двери, точь в точь похожей на его собственную. Мальчишка прислушался, попробовал налечь на дверную ручку, но та не поддавалась. Тогда он вытащил из подола рубахи вколотую булавку, осторожно пошевелил ей в замке и вскоре все же сумел проникнуть внутрь.

— Эд… – тихонько окликнул он, наощупь пробираясь по узенькой, тесной как пенал комнате.

— Ты ж все равно не спишь, я знаю.

— Ну и..- ответил ему чуть хрипловатый голос. – Да тише ты, распрыгался тут…

— Прости, я нечаянно, — виновато ответил ночной гость, осторожно устраиваясь на краю кровати и пряча босые ноги под длинный подол рубашки.

Мальчишки помолчали, и через некоторое время гость спросил, неумело пряча в голосе тревогу:

— Может, принести чего… ты скажи, я мигом.

— Сиди уж… – все так же резко, но без злости, ответил хозяин комнаты.

Они снова помолчали. Потом гость все-таки набрался решимости и осторожно начал:

— Эд… послушай… Может, зря ты все-таки…

— Что зря? – приподнимаясь на подуше, отрывисто спросил хозяин.

— Ну… зря все на себя… что Леон…

— А ты что хотел? Чтобы я его подставил, да? – яростно поинтересовался мальчишка, опираясь на локти и сцепив зубы, чтобы не издать ни единого звука.

— Как ты себе это представляешь? Чтобы я его заложил, а он потом, чтобы спасти свою драгоценную шкуру, выложил все..

Он осекся и замолчал. Гость тоже не решался нарушить тишину, внезапно показавшуюся тяжелой и звенящей. Но вскоре желание все же пересилило и он совсем едва слышным шепотом спросил:

— Так ты из-за записки его, да?

— А ты тоже видел? – звенящим от гнева голосом поинтересовался Эд. – Он что, ее всему классу показал?

— Не всему, — понурился визитер. – Только мне, Франеку, Марко и Лину. А потом ты налетел…

— Нет, ты все правильно сделал, — торопливо продолжил он. – Это мы маху дали…

— Маху – маху, — ворчливо перебил хозяин комнату. – Как вы ей теперь в глаза смотреть сможете после того… как эту пакость видели?

— Не знаю, — едва слышно прошептал гость. – Не сможем наверное… А ты?

— И я не смогу… – в тон ему ответил хозяин и внезапно со всем силы ударил сжатым кулаком по подушке. – Нет, какого черта! Смогу и буду!! И плевать мне на то, кто там какую пакость
нарисовал. Она-то сама здесь при чем?

— А… а записка где? – чуть запинаясь, поинтересовался гость, радуясь в душе что ночная темната скрыла багровый румянец, заливший его щеки.

— В печке, где ж ей быть, — как о само собой разумеющемся ответил хозяин и, чуть помедлив, торжествующе добавил:
— А танцевать на Пасхальном балу она все равно обещала только со мной. Так что Леон может хоть все локти обгрызть в свое удовольствие, так ему и передай!

Он еле слышно засмеялся о предвкушаемого удовольствия и пересчитал по пальцам:

— Два, пять… десять дней еще осталось, порядок!

— В наилучшей форме буду… если снова во что-то не вляпаюсь. – иронический смешок скрыл то, что ни за какие коврижки мальчишка не хотел показать никому на свете.

— Только ты смотри, ей – ни звука, — снова посерьезнев, приказал он. – Все… проехали, живем дальше.

Невидимый в темноте гость кивнул, дескать, не волнуйся, мы – могила, можешь быть спокоен, и, удостоверившись, что воспитателя в коридоре нет, прошмыгнул обратно в свою комнату.

А Эд, запустив руку под матрас, пошарил там и вскоре заснул крепким мальчишеским сном. Подсунутый по детской привычке под щеку кулак постепенно разжался, и между пальцев выглянул наружу хвостик шелковой зеленой ленточки…

Комментарии (6) на “Марлен «Записка»”